Моё детство в военные годы прошло среди воспитанников Нижнеисетского детского дома, директором которого в то время был мой дядя Смирнягин Владимир Константинович. Пять лет мы с мамой и бабушкой жили в его доме, я учился вместе с детдомовцами в школе, но не знал, что Нижнеисетский детский дом был детдомом спецназначения. С 1937 года в нём содержались, кроме обычных беспризорников, три десятка детей «врагов народа», в том числе, Светлана Тухачевская, Владимира (Мира) Уборевич, Виктория Гамарник, Пётр Якир. Узнал я об этом случайно всего несколько лет назад, а чуть позже дочь В.К. Смирнягина моя двоюродная сестра Катюша рассказала некоторые подробности биографии её отца. Биография дяди оказалась настолько необычной, что я даже начал сочинять поэму о нём, а также начал искать дополнительные сведения о его жизни и работе.

Найдя краткую справку о В.К. Смирнягине на интернет-ресурсе «Забытые имена Пермской губернии», я провёл с помощью журналистки Л.П. Макашиной и сотрудницы Музея истории Екатеринбурга К.Д. Пименовой поиск в Тобольском архиве и в Центре Документации общественных организаций Свердловской области. Искренне благодарен им, а также Первому секретарю Екатеринбургского горкома КПРФ В.Л. Мухоморову за помощь в получении материалов о Владимире Смирнягине.

Мои детские воспоминания и найденные архивные документы легли в основу очерка. Интересные документы и фотоматериалы, относящиеся к истории Нижнеисетского детдома, хранятся в музее Уралхиммашзавода. В мае 2022 года группа краеведов Химмаша, интересующихся историей Нижнеисетского детского дома, организовали в библиотеке №27 им. А.Н. Радищева встречу с дочерью В.К. Смирнягина - Екатериной и со мной, его племянником.

По совету присутствовавшей на этой встрече Елены Орловой, педагога и организатора крапивинского отряда «Флагман» на Химмаше, я передал подготовленный очерк о дяде в редакцию журнала «Уральский следопыт». В январе 2023 г. в этом краеведческом журнале был опубликован очерк Е.И. Орловой «Детдом особого назначения», в котором рассказывается и о директоре детдома, а в июньском номере вышел мой очерк о В.К. Смирнягине. Некоторые мои воспоминания редакция сократила, зато были добавлены фотографии, частично переданные мне Екатериной Смирнягиной, а частично найденные в музее истории Уралхиммашзавода.

В последние годы появилось несколько работ, посвящённых Нижне-Исетскому детдому:
1. Пименова К.Д. «Владимир Смирнягин. Судьба уральского Макаренко». Портал «Семь районов»
2. Макашина Л.П. Путеводитель экскурсии «Государственные дети» (история детского дома Нижне-Исетска 1815-1969 годы). Екатеринбург, 2019 – 63 с.
3. Белова А.Д. За оградой опустевшего дома. Екатеринбург-Реутов, 2010. – 112 с.
4. Белова А.Д. И снова к подножию шагнуть. Свердловск-Москва-Реутов, 2009. – 647 с.

Педагогический опыт В.К. Смирнягина описан в его работе, ссылка на которую приведена в книге [4] бывшей воспитанницы детского дома Н.-Исетска, Аллы Беловой.
Смирнягин В.К. «Трудовое воспитание в условиях Отечественной войны». В сборнике №1 «Учебно-воспитательная работа в детском доме», Учпедгиз, 1944 г.
В музее Уралхиммашзавода хранится машинописная рукопись, оцифрованная для данного сайта: 
Смирнягин В.К. «Незабываемые встречи» (Воспоминания директора детского дома).

Владимир Смирнягин

(Штрихи к портрету)

Своего дядю Володю, Владимира Константиновича Смирнягина, я помню лет с пяти. Он жил с маминой сестрой тётей Марусей и с двумя детьми (после войны детей в их семье стало шесть) на южной окраине Свердловска, в Нижнеисетске и руководил детским домом. Ещё до войны мы с мамой два или три раза ходили туда пешком с конечной остановки трамвая №4, «ул. Щорса» (ни рейсовые автобусы, ни троллейбусы тогда туда ещё не ходили). Говорят, это было километров 12.

Позже, уже в самом начале войны другая мамина сестра тётя Муза, окончив мединститут, поехала по месту распределения в Куртамыш, и мы уехали с ней; а в 1942 году, когда её призвали в армию, вернулись в Свердловск и обнаружили, что квартира, где мы жили, занята эвакуированными из Москвы. И дядя Володя с тётей Марусей приютили нас с мамой и бабушкой на пять лет в доме, где они жили, в Нижнеисетске на улице Сталина, 15 (сейчас на этом месте стоит мечеть). Дядя Володя был постоянно занят на работе. Я редко с ним виделся и несколько его стеснялся, но помню, что он всегда ходил с палочкой и прихрамывал.

Всего несколько лет тому назад я случайно узнал, что Нижнеисетский детский дом был детдомом спецназначения. В нём с 1937 года содержались, кроме обычных беспризорников, три десятка детей «врагов народа». В том числе Светлана Тухачевская, Владимира (Мира) Уборевич, Виктория (Вета) Гамарник, Пётр Якир. И только летом прошлого года я узнал, как складывалась судьба дяди Володи до того, как он принял этот непростой детский дом. В Интернете нашел такую справку:

«Смирнягин Владимир Константинович родился в 1907 году. Образование: курсы руководящих работников печати. 1924 – 1929 — крестьянин в своем хозяйстве, 1929 – сентябрь 1931 — рядовой РККА, сентябрь 1931 – июнь 1933 — учащийся Тобольской СПШ, июнь 1933 – август 1933 — секретарь Тобольского районного военного комиссариата, август 1933 – февраль 1934 — заведующий партийным сектором Тобольской городской газеты, февраль 1934 – август 1934 — слушатель курсов руководящих работников печати, август 1934 – апрель 1935 — секретарь комитета ВКП(б) Свердловской областной газеты, апрель 1935 – июнь 1937 — редактор Куединской районной газеты, июнь 1937 – январь 1938 — председатель Куединского райисполкома».

И всё! И нет речи ни о каком детдоме. Но это был не однофамилец, а именно дядя Володя.  Его дочь, а моя двоюродная сестра, Катюша рассказала мне со слов тёти Маруси, что дядю Володю в январе 1938 года исключили из партии и уволили с поста пред. райисполкома за то, что он возражал на собрании и на пленуме райкома против исключения из партии кого-то из своих сотрудников. После этого он почти год добивался восстановления в партии, и добился-таки, правда, со строгим выговором.

Почему же человеку с такой «неоднозначной» репутацией позволили (даже поручили) руководить таким непростым учреждением? Мы начали поиск. Из Тобольского госархива получили сведения о том, что в СПШ (Совпартшколе) Смирнягин показал примерную успеваемость по всем предметам (теория сельского хозяйства, агрограмота, партийное строительство, ленинизм, политучёба, военное дело). И активно участвовал в работе ячейки ОСО («Общество содействия обороне»), в том числе руководил строевой подготовкой. Кроме того, в Совпартшколе и в Тобольской типографии он постоянно был секретарём партийной ячейки. А ответ Куединского краеведческого музея обескуражил. Ни в перечне редакторов районной газеты «Куединский льновод», ни среди председателей райисполкома фамилия Смирнягина не упоминалась. Пришлось обратиться в Облпартархив, где сохранилось личное дело В.К. Смирнягина, в том числе две его автобиографии от 1934 и от 1937 годов.

Прежде всего, определились места его рождения и пребывания до 22 лет. Это север Уральской области, район Пелыма и Самарово (сегодня это Ханты-Мансийск). Основное занятие крестьян там – охота и рыбная ловля. Володя из многодетной семьи, мать умерла, когда ему было два года, он один год учился в сельской школе, потом беспризорничал, работал батраком у туземцев («из третьей или четвёртой части рыбы»). К 1929 году хозяйство отца стало середняцким, и они всей семьёй вступили в колхоз. Но в том же году его призвали в Красную Армию. Он служил в Полоцке (Белоруссия), «показал себя одним из лучших красноармейцев» (из характеристики политрука), там же вступил в партию и даже на второй год службы был выдвинут на должность командира отделения разведки. Но там же с ним случилась неприятность, – по-видимому, после падения с лошади, он остался хромым на всю жизнь. Нигде, ни в автобиографиях, ни в других документах нет подробностей этого инцидента, но, скорее всего, он сыграл свою роль в том, что после санатория и возвращения домой его не использовали по военной линии и не дали вернуться к крестьянской жизни, а направили на учёбу в Совпартшколу.

В Совпартшколе он увлёкся «газетной работой», хотя такого предмета, как журналистика, там не преподавалось. Увлёкся настолько, что после окончания СПШ его приняли (или направили!) в редакцию газеты «Тобольская правда». Причём сразу на должность зав. партийным сектором. И, проработав там полгода, он был направлен Тобольским РК ВКП(б) в Свердловск на курсы коммунистов-журналистов. Эти курсы проходили, по-видимому, не полгода, как указано в справке, а полтора года и включали практику в местных газетах. По крайней мере, от Лысьвенской газеты «Искра» курсант Смирнягин в январе 1935 года получил положительный отзыв «способный организатор, умеющий быстро ориентироваться в работе» при одном недостатке - «недостаточно быстро и литературно оформляет материал».

После успешного окончания курсов в мае 1935 года Свердловский Обком ВКП(б) командировал его в райцентр Куеда на должность редактора районной газеты «Куединский льновод». Там он проработал даже не до 1937 года, как сказано в справке, а до сентября 1936, после чего его сняли со строгим выговором, якобы за то, что он принял на работу «троцкиста» Суворова, который, правда, был им уволен в мае за нарушение служебной этики, но продолжал работать в другой газете. И с ноября 1936 года Смирнягин, как он сам пишет в автобиографии, "перешел на работу зав. РайОНО". Здесь он работал до июля 1937 г., когда вместо разоблачённого «врага народа» Горшкова его выбрали председателем Куединского райисполкома.

Его хватило на полгода. Не имея, как он сам пишет, опыта аппаратной работы, да ещё при отсутствии заведующих отделами (райфо, райзо и другими), уволенных за к.-р. деятельность, имеющий проблемы со здоровьем, Смирнягин с трудом справлялся с «доверием партии». Но всё это, может быть, и простили бы ему, если бы он не вступился за районного прокурора Плотникова, которого тоже разоблачили, как «врага народа». Причём на партсобрании он был один против 40 человек, но и на пленуме райкома продолжал отстаивать свою позицию. Лишь потом, когда его исключили из партии, как «пособника врагам народа», и уволили из председателей РИК, а Плотникова арестовали, он понял свою «ошибку».

14 марта комиссия партийного контроля утвердила решение Куединского РК ВКП(б), а 29 мая он написал апелляцию в КПК. Но лишь 14 октября Куединский райком подавляющим большинством голосов отменил своё январское решение и просил Уполномоченного КПК тоже пересмотреть решение КПК.

Дядю Володю восстановили в партии со строгим выговором «за притупление большевистской бдительности». Всё это время он работал в конторе «Свердзаготпушнина» временно, сначала инструктором, а потом заведовал Кунгурским отделением Заготпушнины с перспективой назначения «на руководящую работу в Коми-Пермяцком округе». Но в декабре 1938 года ему предложили руководить детдомом. Строгий выговор с него сняли, по предложению партячейки детдома лишь в 1941году. Плотников к тому времени был уже полностью реабилитирован.

Нижнеисетский детский дом возник в 1919 году, но, по некоторым сведениям, в 1924 году был закрыт, и лишь в 1935 снова открылся, причём к нему присоединили детдом из села Ключи «со скотом и оборудованием». Порядка там не было с самого начала, но с приездом в 1937 году «детей врагов народа» положение ещё осложнилось. Формирование слаженного коллектива из смеси беспризорников и детей репрессированной военной элиты требовало нового подхода, к которому воспитатели и директора не были готовы. За 1938 год в детдоме сменилось несколько директоров, в основном, уволенных за пьянку.  НКВД даже выпустил совершенно секретный приказ №00309 от 20 мая 1938 года «Об устранении извращений в содержании детей репрессированных родителей в детских домах», в котором Нижнеисетскому детдому уделён целый абзац:
«Воспитанники Нижне-Исетского детдома Свердловской области Тухачевская, Гамарник, Уборевич и Штейнбрюк высказывают к.-р. пораженческие и террористические настроения. Для прикрытия своей к.-р. деятельности вступили в комсомол. Указанная группа детей проявляет террористические намерения против вождей партии и правительства в виде акта мести за своих родителей».

В заключительной части приказа предлагается:
«Немедленно обеспечить оперативное агентурное обслуживание детских домов, в которых содержатся дети репрессированных родителей;
- одновременно обеспечить правильный режим воспитания детей репрессированных, своевременно пресекая имевшие место издевательства над детьми, также попытки воспитательского состава детдомов создавать враждебную обстановку вокруг детей репрессированных;
- устранить привилегированное положение, созданное в некоторых домах для детей репрессированных родителей в сравнении с остальными детьми;
- проверить руководящий состав и кадры воспитателей детдомов, очистив их от непригодных работников».

Бывший воспитанник Нижнеисетского детдома Фридрих Шолохович, ставший впоследствии профессором математики и деканом мехмата УрГУ, вспоминает о том, как в конце 1938 года один из детдомовцев, которому надоело пить три раза в день пустой овсяный кисель без сахара и соли, бросил стакан с киселём за спину. А там висел портрет Сталина. Стакан немного не попал в портрет. Мальчика заперли в чулан, а в НКВД донесли, что он швырнул стакан «с недетской злобой». Вполне возможно, что это произошло с самим Шолоховичем. Кому надо запоминать такой случай, если он произошёл не с ним? И буквально на следующий день в детдом приехал Смирнягин. Не мог ли этот инцидент стать причиной его назначения? Почему была выбрана его кандидатура? Чтобы это понять надо ещё порыться в архивах детских домов и НКВД за 1938 год. Но я сейчас понимаю, что мы с мамой ходили в 1939-40 годах в Нижнеисетск, чтобы поддержать тётю Марусю.

Деятельность Владимира Смирнягина на посту директора детдома описана в нескольких работах. Используя систему А.С. Макаренко, соединяя обучение с трудовым воспитанием, он смог достичь нужного результата. Начал новый директор с того, что доверил управление и контроль за текущей жизнью детдома выборному Детскому Совету, возглавляемому наиболее «авторитетными» детдомовцами. Уже в 1939, тем более в 1940 году, по отчётам Смирнягина в ОблОНО, процент успеваемости детдомовцев в школе был выше, чем у «населенческих» детей, учившихся вместе с ними. В 1940 году детдом занял первое место на Областном Смотре художественной самодеятельности и был премирован набором инструментов для духового оркестра, впоследствии торжественно переданным Уральскому Танковому корпусу. Зимой 1941-42 годов старшие детдомовцы участвовали в разгрузке и монтаже оборудования эвакуированного из Киева завода «Большевик», из которого впоследствии вырос Уралхиммашзавод.

Я лично помню, как в 1943 году детдомовец, танкист Женя Клюев перед отправкой на фронт пришёл попрощаться с директором и привёл познакомить с ним свой экипаж. Воспитанники детдома стали учёными, инженерами, артистами, учителями, многие связали свою жизнь с Уралхиммашем. На стеле, воздвигнутой ещё до революции возле того места, где был детдом, имена его воспитанников, погибших в Великой Отечественной войне. А сам детдом стоит в руинах. После смерти дяди Володи в 1959 году он продержался в этом качестве ещё три года, после его закрытия на его базе несколько лет была школа-интернат, потом спецшкола для малолетних преступников. Более сотни выпускников Нижнеисетского детдома разных лет, собравшиеся по инициативе бывшей детдомовки А.Д. Беловой в 1969 году, чтобы отметить 50-летие детдома, начали встречу на Нижнеисетском кладбище у могилы Смирнягина.

Мне кажется, стоило бы как-то увековечить память директора Нижнеисетского детдома - создать барельеф, бюст или памятник, назвать его именем улицу, наконец. Чтобы помнили!