Больше памятников хороших и разных

(открытое письмо скульптору К.В. Грюнбергу)

(15 мая – 20 сентября 1998, не опубликовано)     

Уважаемый Константин Васильевич!

Садово-огородное лето оторвало нас всех от общественной работы, так что пишу Вам с некоторым опозданием. Но полагаю, что вопросы, которые я хочу поставить, не утратили  своей актуальности.

Дискуссию, которая развернулась на организованном нами круглом столе “Культура и духовность”, прошедшем 13 мая, Вы назвали разноголосицей. Я в том и вижу задачу круглых столов, чтобы были высказаны и сопоставлены разные, подчас противоположные точки зрения. Хотелось бы продолжить обсуждение.

Вы выступали как президент общественного фонда “Монументальное искусство” при губернаторе и высказались против конкурсного подхода к выбору вариантов монументальной пропаганды. Вы сказали, что, в отличие от многих, довольны сегодняшней жизнью и возможностями, которые она предоставляет. Памятники, меняющие свои места, Вы справедливо назвали “шатунами” и тут же предложили превратить в шатунов, свезя их в Исторический сквер, памятники Свердлову, Ленину и Комсомолу Урала.

Вы высказали убеждение в необходимости восстановить памятники Александру  Второму и Екатерине, стоявшие раньше в нашем городе, в нецелесообразности сооружения памятника “Жертвам репрессий”, предложенного Э. Неизвестным (“Этот Эрик живет в Америке, а где его работы, кто их видел?” – сказали Вы), и в правильности принятого правительством области решения о создании памятника жертвам насилия “Несение креста” по Вашему проекту.

Я  не специалист в области монументального искусства, да и вообще в искусстве, даже не дилетант, просто потребитель его, но, так же, как и Вы, родился и вырос здесь на Урале, так же, как и Вы, “полукровка” (Ваш отец – немец, мой – еврей), в этом я вижу наше с Вами преимущество. Как и Вы, я хочу для нашего края, для нашего народа хорошей жизни и великого искусства, но, видимо, вкладываю в эти понятия другое содержание, чем Вы.

Я не могу быть доволен сегодняшней жизнью и возможностями, которые она мне предоставляет, если для реализации этих возможностей надо иметь предприимчивость и крепкие локти. Можно посочувствовать Вашему длительному творческому простою в Советской России, но нельзя не посочувствовать подавляющему большинству творческих работников, чья популярность, да и доходы сегодня зависят не от их таланта, а либо от “раскрутки”, либо от случайных симпатий власть и деньги имущих. Нельзя не посочувствовать нашим детям и внукам, лишенным сегодня, например, новых повестей Владислава Крапивина, который уже несколько лет пишет “в стол”.

Я не считаю, что церетелизация Москвы ей на пользу и, уважая Вас, не могу пожелать Вам, чтобы простая российская интеллигенция говорила о Вас те слова, которыми она награждает Зураба Церетели.

Я, повторяю, не специалист. Поэтому не знаю, где находятся главные памятники работы Э. Неизвестного, кроме Магадана, Московского крематория, дворца культуры “Урал”, мемориала Н.С. Хрущеву и надгробия К. Ликстанову на нашем Ивановском кладбище. Но полагаю, что большая часть замыслов советского периода его жизни осталась там же, где и Ваши – в голове создателя. Я его лично не знаю, но с его матерью и отцом встречался неоднократно, они были друзьями моего отца.

Относительно того, чтобы восстанавливать утраченный памятник  Александру Второму, можно возразить, что тогда надо бы восстановить и “Освобожденный труд”. Я этот памятник щупал своими руками, когда он, вытащенный при очистке городского пруда, лежал на Набережной Рабочей Молодежи возле дома Вовки Горталова. Правда, некоторые детали его были тогда уже отколоты, и мы, мальчишки-девятиклассники, проверяли его “мраморность”, капая на это место соляной кислотой. Для меня тогда это была просто статуя, я не знал его истории, не знал, что его автор – Шадр[1], но впечатление мощи и неординарности осталось.

Как Вы сказали, время Ленина прошло, и, будем надеяться, безвозвратно. Но ведь время Александра тем более прошло, и, полагаю, тоже безвозвратно. Может быть вернется лишь время Освобожденного Труда. Сказать, что оно вернулось сейчас, у меня нехватает наивности. Восстанавливать же памятник Екатерине я бы не стал потому, что меня лично не вполне устраивает ее моральный облик. Что делать! Чтобы стать великим, человеку (не только женщине) приходится чаще, чем хотелось бы поступаться своим моральным обликом. Но не ставить же ему за это памятники!

О Ваших памятниках. “Черный тюльпан” у меня не вызывает возражений. Памятник же маршалу Жукову некоторой тяжеловесностью всегда рождает у меня ассоциации с критически упомянутой Вами конной статуей Александра Третьего. Я, правда, видел его только сзади из окна музея, во дворике которого он размещен, но все равно впечатление тяжелое. Может быть, Паоло Трубецкой имел в виду некоторые личные особенности императора? Может быть, и Вы имели в виду неоднозначность личности маршала? Но стоило ли тогда славить его Вашим памятником? Вы говорите, что памятник многим нравится. Но, говорят, чугунина Трубецкого тоже нравилась вдовствующей императрице!

Я, профан, никогда не осмелился бы высказать это свое мнение, если бы не услышал подтверждения ему от специалистов и оскорбленной реакции некоторых ветеранов войны.

Как альтернативу тяжелой конной статуе хочу вспомнить, например, петербургский памятник Суворову или Медного всадника. Личность Петра, распявшего Россию на дыбе, совершенно не вызывает у меня симпатий (ну, это мое личное дело), но этот памятник отчасти даже меня примиряет с ним. Таким же “летящим”, имеющим несомненную художественную ценность, представляется мне памятник товарищу Андрею, назначенный Вами к выдворению в “сад камней”.

Модели “Несения Креста” я не видел. Не сомневаюсь, что мужик с крестом выполнен профессионально. Только неясно, почему он – жертва насилия. Как Вы правильно подметили, каждый из нас несет свой крест. И я несу свой маленький крестик. Но не считаю этот факт результатом насилия, поскольку, обладая свободой воли, сам выбрал этот крест по себе. “Каждый выбирает по себе крест и латы, посох и заплаты”. Символ насилия – не крест, а кандалы или решетки, которые, кажется, есть у Неизвестного. Я полагаю, что имеют право на существование оба ваши памятника, но применительно к жертвам репрессий (в их числе мой отец) предпочел бы лики Э. Неизвестного, тем более его замысел всероссийского треугольника Магадан – Екатеринбург – Воркута. В этом замысле – гул космоса. Но это – если есть деньги. Если же с деньгами напряженка, то вступают в действие другие факторы. Неплохо, если среди них – мнение заказчика, но плохо, если оно становится основным, тем более единственным фактором. Это ведь не надгробие на дорогой могиле.

Ваш крестоносец напомнил мне еще одно мнение, высказанное бывшим нашим епископом, Преосвященным Мелхиседеком, о том, что в нашей православной стране памятником почившим может быть только крест или часовня. Думаю, Вы, как творческий человек, согласитесь, что это не совсем так.

Желаю Вам дальнейших успехов, прежде всего творческих!

 

[1] В личной  беседе К.В. Грюнберг поправил меня. Автор “Освобожденного Труда” – С. Эрьзя.