Будьте как дети!

(Эзотерические мотивы в уральской детской литературе)

(альманах “Врата – Екатеринбург” №1(8), 1998 г.)
(газета “На смену!”, 31.07.97 под другим заголовком,
 в сокращении, курсивом показаны купюры НС
квадратных скобках вставки редакции)

Если не обратитесь и не будете как дети,
не войдете в Царство Небесное
Евангелие от Матфея 18,3

Идея этой статьи принадлежит Ирине Гониной. То, что я здесь пишу, это не точка зрения, скорее вопросительный знак.

Слово “эзотерический” означает “скрытый, доступный лишь посвященным”. В отличие от экзотерического, доступного всем. Эзотерика есть в любой религии, в любой мистической традиции, во многих “волшебных сказках”. Она включает обычно наиболее фундаментальные сведения о происхождении и устройстве мира, о связях между его частями и о процедурах приобщения к ним. В христианском Священном Писании, например, специалисты выделяют три слоя: историко-бытовой, философский и скрытый, эзотерический. При этом, когда  делаются попытки разъяснить последний, все равно  это понимают только достойные понимания. И такими достойными оказываются вовсе не многомудрые и дотошные, а простодушные, наивные и чистые сердцем.

Глубокий и чистый нравственный [эзотерический] смысл таится, например, за увлекательными приключениями в повестях Дж.Р. Толкиена или в “Хрониках Нарнии” К. Льюиса, которые считаются настоящим христианским катехизисом. Но речь о наших уральских писателях.

О странном параллельном мире, существующем на Урале рядом с привычной видимой нам природой, впервые поведали записанные П.П. Бажовым сказы дедушки Слышко (В.А. Хмелинина). Великий Полоз, бабка Синюшка, Хозяйка Медной горы, Огневушка-поскакушка – все эти хранители горных богатств Урала показываются в своем “настоящем” виде только гораздому, да удалому, да простой душе. Злому, корыстолюбивому, лукавому встреча с ними не сулит ничего хорошего. Что это – сказки? Но почему они так разительно отличаются от более поздних сказов того же Павла Петровича? И почему сам он счел нужным вспомнить слова дедушки Слышко ?

– Только это не сказки, а сказы, да побывальщины прозываются. Иное, слышь-ко,  и говорить не всякому можно. С опаской надо. (эзотерика! –М.Б.). А ты говоришь – сказку!

Удивительный светлый мир встает со страниц фантастических повестей и рассказов Сергея Другаля. Сквозным героем проходит в них бывший генеральный конструктор Большой моделирующей машины, повышенный в должности до Воспитателя в дошкольных учреждениях, Нури Метти со своим другом охотником Олле. Ну и что? Опять хорошие добрые сказки? Но почему так афористичны некоторые строки, заставляющие задуматься и вызывающие в  памяти знаменитые библейские изречения, полные тайного смысла. Сравните:

“Как это утешительно – знать не все !” (Другаль,“Василиск”).

“Во многой мудрости много печали!” (Экклезиаст) .

“Больше всего мы боялись могущества – основы вседозволенности. И всегда старались действовать на равных.” (Другаль, “Мы, дающие”).

“Больший из вас да будет вам слуга.  Ибо, кто возвышает себя, тот унижен будет,   а кто унижает себя, тот возвысится.” (Матфей 23,11-12).

При всей  разнице стилей и художественных средств С. Другаль перекликается с П. Бажовым в оценке значения мастерства.

“Все хорошее на земле создано мастерами, щедрыми сердцем и чуждыми зависти. Первый признак мастерства – умение восхищаться чужим делом”. Вспомним Бажова: “Работа, она штука долговекая. Человек умрет, а  дело его останется. Вот  ты и смекай, как жить-то!”.

Но в особенности [не “удивительность” описанного мира] заставляет задуматься о скрытом смысле бажовского и другалевского творчества [a] отношение того и другого к детям, к детству. У Бажова “тайна сила” то и дело встречается с детьми. Это и Федюнька из “Огневушки-поскакушки”, и Даренка из “Серебрянного копытца”, Ланко да Лейко из “Голубой змейки”, Пантюха с Костей  из  “Великого  Полоза” и “Змеиного следа”,Таютка  из “Таюткиного  зеркальца”. Да и Данилка-недокормыш (Данила-мастер  из “Каменного цветка”) и Дениска (“Жабреев ходок”) недалеко ушли из детства. А Другаль пишет:   “Если в качестве рабочей гипотезы допустить, что у нормального человека детство как способ восприятия мира вообще не кончается, тогда ребенок – эталон нормальности”. (“Жизненно необходимый”). И еще одна цитата: в  Заколдованный Лес “Взрослому не пройти. По двум причинам. Первая: взрослый все равно ничего не увидит. А вторая: если и увидит, так не поверит. Ну, и нечего  зря...” (“Василиск”). Это почти прямая параллель библейскому поучению Христа, вынесенному в эпиграф статьи. Я не думаю, что Сергей Александрович импровизирует на темы Библии. Дело, вероятно, в другом.

[Это] Царство Небесное Иисуса Христа, куда не могут долететь космонавты, но куда свободно устремляются наши души, это, по-видимому, параллельные миры в нашем многомерном пространстве, которые недоступны взрослым, отягощенным мирскими грехами и заботами. Об этом, о параллельных мирах, где взрослые наивны, как дети, а дети решительны и мужественны, как взрослые, о мирах, которые рядом с нами, и чтобы попасть туда, надо только удачно пролезть в дырку в заборе или спрыгнуть в нужном месте с платформы товарного поезда, пишет в последние годы В. Крапивин.

Владислав Петрович начинал, как обычный хороший советский детский писатель “для среднего и старшего школьного возраста”. Его подростковый отряд "Каравелла" был известен на всю страну. Его задорные и честные герои были образцом для подростков 60х-80х годов, и если с ними происходило что-то невероятное (как появление красных конников на станции Роса), то этому быстро находилось вполне материальное объяснение. И вдруг его потянуло в фантастику, даже в чистую сказку. Кажется, это началось  с повести “В ночь Большого прилива”, потом продолжилось в “Летчике для особых поручений”, в “Голубятне на Желтой поляне”. Несколько раз он возвращался к теме левитации (“Тополиная рубашка”, “Ковер – самолет”). А в конце 80х-начале 90х вдруг обрушился цикл повестей  “В глубине Великого Кристалла”, которые сказками уже не назовешь. Это чистая и глубокая философская фантастика о свойствах многомерного пространства и о детях – пограничниках, которые свободно или не очень свободно переходят из одного пространства-времени в другое, попадают то в темпоральную петлю, то в другие удивительные переплеты, в объяснении которых нуждаются только взрослые. “Мы никогда не станем ломать свой дом. А вот если полезут взрослые, начнется кавардак: примутся все подряд изучать, торговать начнут, делить что-нибудь... а может и воевать. Вот тогда в самом деле трещины пойдут по всему Кристаллу”. И только очень чистые душой взрослые, такие как Михаил Мохов, Михаил Скицын, Командоры Корнелий Глас и Павел Находкин, могут в сопровождении детей переходить межпространственные барьеры.

Собственно, некоторые повести из этого цикла уже и детскими можно назвать с натяжкой, настолько они по-детски серьезны (например, “Гуси, гуси,  га-га-га  !”). Вот еще одна большая цитата из повести “Крик петуха”; входящей в этот цикл. Рассказ князя – мальчика Юр-Танки:

– Я говорю: “Хал, зачем? Ну, будут опять кровавые ручьи, вороны жирные будут, а для чего? Что мы делим-то между собой?” А он: “Как что делим? Дикую долину!” А в Дикой долине только буераки да камни, даже пахать нельзя. Я говорю: “Она и одной-то жизни не стоит. Если возьмешь ее, спрячем мечи? Подумай...” Сотники и воеводы крик подняли. Я говорю: “Посмеете – уйду. Насовсем.”  “Куда князь?”. “Знаю, – говорю, – куда. Где не врут и не убивают”. Через неделю  из Хал-дагея  гонцы: “Давай, князь, Дикую долину больше не делить, пусть коней пасут и охотятся все, кто пожелает. А посредине, где в прежние времена граница была, храм поставим в знак мира...”. Сошлись люди, поставили церковь.

– Князь, ты ведь христианин. А Хал – язычник. Как же одна церковь?

– Она общая. Церковь Матери Всех Живущих... Мать была у каждого, хоть он христианин, хоть язычник... Говорят, кто в эту церковь приходит, будто на какое-то время  со своей матерью встречается. Если даже ее не помнит...

Когда мы познакомились с Ириной Гониной и заговорили о В. Крапивине, первое, что она спросила – откуда он так точно знает, как происходит Переход. У меня был ответ, я в прошлом году специально познакомился с Крапивиным, напросился к нему в гости, чтобы задать этот вопрос. Действительно, впечатление ужасной бездны и луча с сияющими  звездами-узелками описано очень достоверно. [И этот Переход у Крапивина очень достоверен.] Да и “обходные пути” с железнодорожными платформами и углом зеленого дома, появляющимся всякий раз, когда надо перейти “в мир иной”, в мир Реттерберга, тоже внушают доверие. Недаром по книгам Крапивина уже защищают диссертации о физике  многомерного пространства.

Такого доверия не испытываешь к описанию Перехода, например, в “Хрониках Эмбера” Р. Залязны. Казалось бы, как можно сравнивать то, чего не ощутил сам? Но у Крапивина или скажем в “Хрониках Нарнии” эзотеричность чувствуется почти наощупь, а у Залязны нет. Да и герои его [Корвин, Брандт, Бенедикт] – жестокие, властолюбивые и коварные  принцы  Эмбера, которые, кажется, никогда и не были “как дети”, просто по  библейскому определению не могут рассчитывать на владение техникой Перехода, которое автор им приписывает.

Владислав Петрович на мой вопрос ответил просто, что он это все... придумал. И я ему охотно верю. Но с Ириной, обсудив этот вопрос, мы пришли к единому мнению, что эзотерические сведения могут даваться не только напрямую в качестве поучения или автоматического письма, как это было с Е.П. Блаватской или Е.И. Рерих. Они могут возникать в голове и как собственные мысли. Надо только, чтобы это была голова такого человека, как Крапивин. Или  Другаль. (Ирина призналась, что ей хотелось подарить Другалю собаку). У Залязны они не возникают, как не возникают и у Стругацких, отличных, очень остро умных, моих любимых писателей, у которых однако все идет не столько от чистого сердца,  сколько  от острого аналитического ума.

А впрочем, может быть, это мое субъективное мнение, “ЕРСТКА”, как выражается Витька Мохов у Крапивина. То есть,  может так, а может и не так.