Об экономических законах и законах природы

В 1977 году в Волго-Вятском изд-ве вышла книга Г.И. Черкасова «Экономические законы и их особенности при социализме». Случайно узнав об этом от нашей общей с автором знакомой, я выразил желание приобрести и прочесть эту книгу и  спустя несколько месяцев получил её от Г.И. Черкасова с дарственной надписью: “Любопытному свердловчанину”. Естественно, я расшифровываю эту надпись  в более выгодном для себя смысле, как “необычному”,  “удивительному”, а не как, “любопытствующему” – это было бы слишком примитивно.

Первые же параграфы вызвали ряд вопросов, которые захотелось задать автору. Дочитав I главу, я решил всё же ему написать. Но ответа, к сожалению, не получил. Хотя вопросы, которые я задаю, для меня не случайная блажь, а предмет долговременного интереса. 

Свердловск, октябрь 1981г

Уважаемый Геннадий Иннокентьевич!

… Прежде всего, о том, что мне понравилось в Вашей книге и показалось наиболее полезным. Это  параграф 4, где рассмотрено и ограничено только производственными отношениями понятие экономики. Это было для меня ново, интересно (я вообще люблю всякую классификацию), показалось, что этот параграф написан живее других. Я подумал, что это, вероятно, наиболее Ваш личный кусок в монографии, носящей во многом обобщающий характер. Интересно, прав ли я в этом? Действительно, понятие экономики не только в трудах  экономистов, но и в государственных документах, трактуется иногда слишком расширительно. В этой связи интересно, как Вы, политэконом, оцениваете философское содержание лозунга “Экономика должна быть экономной!”

Я не считаю себя знающим философию и, тем более, экономику, но по ряду причин хотел бы кое в чем разобраться. Возможно, этому мешают сложившиеся у меня от незнания предрассудки. Поэтому хотел бы получить от Вас, как от автора книги, некоторые разъяснения. Не примите встречающиеся ниже утверждения за поучения, просто мне легче в утвердительной форме высказать сомнения, возникающие у меня при чтении Вашей книги, поскольку я немного знаком с научной методологией (все-таки из  25 лет, что я работаю в науке, более 16 лет приходится методически руководить) и с окружающей действительностью, которую привык не смешивать с лозунгами.

Вы настойчиво проводите представление об экономических законах как о суждениях, имеющих характер тенденции и выражающих главным образом качественные связи, и ссылаетесь при этом на Ленина  (стр. 18-21 Вашей книги). Мне думается, что Ленин в приведенной Вами цитате говорит о “приблизительности” закона не в смысле неточности его самого, а в том смысле, что каждый закон, точный и количественный сам по себе, но узкий, работает во взаимодействии с другими точными и количественными узкими законами, поэтому описание действительности с помощью одного простого закона (то, что сейчас называют моделью нулевого приближения) неполно и приблизительно. И диалектика не в непрерывной изменчивости законов природы (и общества), а в непрерывном изменении условий их взаимодействия. Что же касается качественного характера каких бы то ни было законов, то не думаете ли Вы, что суждения, имеющие лишь качественный характер, могут быть скорее правилами, закономерностями, тенденциями, но не фундаментальными законами? Путаница в иерархии качественного и количественного происходит от двоякого понимания качественного. С одной стороны, качество, вроде бы, более глубокая характеристика сущности, и знания о качестве дают “высококачественную” информацию. А с другой стороны, в естественных науках часто говорят о том, что дана “лишь качественная характеристика процесса”, то есть качество, не подтвержденное количественными сведениями, дает неполную информацию.

Вероятно, то, что Вы говорите о “тенденциозности”, качественном и историческом характере законов, в полной мере справедливо в применении к большинству тех суждений, которые Вы называете сегодня экономическими законами. Но очень символично, что Вы утверждаете тождество  “закона” и “закономерности” (стр. 12). У нас, естественников, закономерностью принято называть связь, наблюденную в опыте или в серии опытов, не вскрывающую еще внутренней сути и пружин явления.

Мне кажется, именно такой характер носят некоторые из “экономических законов”, о которых я слышал. Другие же, в том числе и “основной экономический закон социализма” (ОЭЗС), имеют характер даже не закономерностей, а черт. Конечно, такие  “законы” могут иметь исторический характер. И конечно, их наличие не исключает подчинения жизни общества настоящим законам, эквивалентным по значению, глубине и всеобъемлемости законам природы. Эти законы, безусловно, познаваемы, но из-за сложности общественных явлений по сравнению с природными в большинстве до сих пор не познаны. Краешек такого закона торчит, как мне кажется, в законе прибавочной стоимости, в утверждении о том, что в процессе труда всегда возникает стоимость, превышающая стоимость затраченного труда. Все эти законы имеют количественный характер и действуют “с железной необходимостью” (см. цитату из Маркса на стр. 20 Вашей книги). Однако одновременное действие разнонаправленных законов приводит к тому, что, на гуманитарный взгляд, они носят качественный характер “тенденций”. Но утверждение, что законы качественны и приблизительны по своей природе, не приближает нас к их познанию.

Теперь об историчности законов. Энгельса я очень уважаю. Его мысли и способы выражения остры, как ланцет, и недвусмысленны, тогда как у Маркса и Ленина часто, особенно в вопросах философии, встречаются осторожные, многозначные выражения (как я показал выше, Вы их цитируете очень охотно в том смысле, который полезен для Вас). Но в свойствах воды Энгельс что-то напутал. Конечно, он не знал того, что знаем мы сейчас. Нет такого закона, ни вечного, ни исторического, что вода жидка от 0 до 100 ^о  С. Есть диаграмма состояний воды, из которой видно, что при давлении в 1 атмосферу (то есть в условиях, случайно возникших на Земле) для чистой воды без примесей термодинамически наиболее вероятно жидкое состояние в диапазоне от 0 до 100^о  С. В то же время даже на Земле известно существование воды при атмосферном давлении в жидком виде до  -12^о С (переохлажденное метастабильное состояние). О том, что вода при обычных температурах существует и в виде паров (газа), свидетельствуют высыхание луж и облака, бороздящие небо.

А вечный закон, отвечающий за жидкую воду от 0 до 100^о С, гласит (это, правда, моя формулировка, неофициальная и, возможно, неточная), что агрегатное состояние вещества определяется вероятностными термодинамическими законами в зависимости от а) внешних условий (температуры, давления) и б) величины межмолекулярных или межатомных вандерваальсовых или валентных сил. Этот закон справедлив для любых веществ в любом месте Вселенной  (думаю, и в других вселенных, если они есть).

Теперь о том, что “закон для воды” возникает там, где появляется вода и не существует там, где нет воды. Не напоминает ли Вам это суждение позицию солипсиста, утверждающего, что стол существует только тогда, когда мы его видим?  Мне напоминает!

Такие же законы, общие для любой точки Вселенной, готовые проявиться (а не возникнуть!) там, где возникает трудовое сообщество разумных существ, независимо от форм этого сообщества (от них будет зависеть только форма проявления законов, соотношение сил их воздействия и общее направление развития), должны существовать и в социальной сфере, если, конечно, считать ее существующей объективно, а не только в мозгу экономистов. И обязательно эти законы должны иметь кроме знака (направления, качества) еще и меру (количество). То, что экономические законы “не охватывают каждый отдельный случай, служат законами определенной массы явлений” (стр.19-20 Вашей книги) сегодня даже для гуманитария не может быть основанием для того, чтобы свести их к “тенденциям”. Ведь такой же характер имеют и многие физические законы, например, газовые. Явления такого порядка успешно описываются в терминах теории вероятностей и матстатистики (только не той статистики, которой пользуется конкретная экономика, а специальной и весьма строгой области математики). Для строгого описания  экономических законов необходимо, по-видимому, привлекать также теорию игр и матлогику. Впрочем, это решать не нам с Вами, я (как, полагаю, и Вы) в этих вопросах даже не дилетант.

Думаю, что, поскольку производственные отношения возникают между группами живых людей, отличающихся от всего окружающего наличием психической деятельности, то “известное влияние сознания на объективное” (стр. 24 Вашей книги) должно проявляться не иначе, как учетом психологических потребностей и факторов в неизвестных еще нам экономических законах. Без их учета экономические законы общего типа будут равно применимы к “производственным отношениям” людей, пчел и муравьев. Не сомневаюсь, что такие законы тоже есть, но можно ли их отнести к экономическим? Не хочется обижать Вас историческими аналогиями, но Ваша филиппика в адрес У. Ростоу и прочих субъективных идеалистов (стр. 42-43) мне показалась ужасно знакомой, хотя с их работами я незнаком. Ведь теми же терминами и слогом пользовались советские ученые-материалисты, порицая в 40х-50х годах буржуазные лженауки – генетику и кибернетику – этих “продажных девок капитализьму”. Пойдет ли это на пользу делу? Во всяком случае, мне захотелось познакомиться со взглядами этой группы и  понять, в чем состоит отрицание ими объективности экономических отношений (стр. 32). Поскольку я догадываюсь, что на русском языке подробное изложение их взглядов вряд ли найду, а голландский, швейцарский и даже французский языки мне недоступны, прошу Вас указать мне ссылку на оригинал или подробное изложение работ Кейнса и Ростоу. Если Вы сможете прислать мне сроком на 6-9 месяцев копии их книг или статей, буду безгранично признателен и гарантирую возврат [1].

Чтобы проиллюстрировать свое мнение о соотношении между современной экономической наукой и реально действующими экономическими законами, хотел бы предложить Вам рассмотреть еще один “вечный закон” по типу приведенного Энгельсом:  “Волга впадает в Каспийское море”    

Этот закон вечен до тех пор, пока существует Волга и Каспийское море, пока устье Волги не перекрыли полностью и не пустили ее в Черное море. Однако, думаю, Вы не будете настаивать на том, чтобы считать это положение законом природы, хотя бы и историческим. Это лишь конкретный факт, проявление того, что все реки впадают в моря или в озера (такие исключения, как река Чу, лишь подтверждают правило). Однако и это положение я не рискну назвать законом. Более общий тезис: “Вода стремится занять на планете наиболее низкие из возможных положений и устремляется к ним, образуя реки” – уже вскрывает некоторые существенные связи, но тоже еще не является  законом природы. Пропуская одну или две ступени, доходим до положения, которое (возможно, я ошибаюсь) можно уже отнести к законам природы:

“Направление и динамика движения масс жидкости по поверхности твердого тела определяется совместным действием гравитационного поля и сил межмолекулярного сцепления”. 

Беру на себя смелость утверждать, что этот закон будет проявляться везде во Вселенной, даже там, где сегодня жидкости нет, если завтра она там появится. Этот закон, хотя и не содержит в явном виде количественных показателей, но указывает, какие количественные зависимости необходимо знать для решения конкретного случая.

Впрочем, для образования реки нужно действие еще, по крайней мере, двух законов природы, командующих испарением жидкости с акватории морей и океанов и возвращением ее на Землю в виде осадков. Вот тогда во взаимодействии трех законов природы в конкретных условиях Центральной России рождается Волга, непрерывно текущая в Каспийское море. Если условно (это уже вопрос терминологии) назвать первое положение фактом, второе – характерной чертой, третье – закономерностью, и учесть, что пропущены звенья, которые можно назвать, например, зависимостями (квинтэссенция количественной связи), то выстраивается такая цепочка: факт – черты – закономерности – зависимости – закон. Она должна “с железной необходимостью” соблюдаться для всего объективно существующего мира.

А Вы, похоже, хотите особого подхода к близким Вашему сердцу общественным явлениям. “Сторонники абсолютизации экономических законов” (стр. 21) не зря предостерегают Вас об опасности субъективизма в хозяйственном  руководстве. Разве признание поливариантности хозяйственных решений (стр. 22) не является оправданием субъективизма неудачных экономических экспериментов, которые нам с Вами известны? Физики тоже ошибаются, но имеют мужество признать, что не все законы им известны, а не оправдываются поливариантностью. Теория оптимизации учит, что оптимальный вариант всегда один, другое дело, что придти к нему непросто.

Судя по тому, что я знаю, большинство экономических “законов” можно отнести к чертам, какую-то часть к закономерностям. Не хочется подробно анализировать все “законы”, чтобы не наткнуться, к своему огорчению, на факты.  Однако ознакомиться с экономическими законами мне, по-видимому, нужно. Я ожидал найти в Вашей книге официальные краткие формулировки, если не всех, то хотя бы основных экономических законов. Но она построена по другому принципу, безусловно, более интересному. Мне же нужен “букварь”, где в упорядоченном виде можно найти формулировки законов, выделенные курсивом, чтобы утвердиться или разочароваться в своем заблуждении относительно экономической науки. Буду признателен, если Вы такой “букварь” мне укажете.

Хотелось бы найти хотя бы 1-2 закона, позволивших предвидеть неожиданные результаты экономического развития, которые бы не возникали до формулировки закона. Это ведь главный признак фундаментального закона – возможность неожиданных предсказаний. Мне представляется, что только незнание многих, если не всех, объективно действующих законов является причиной недостаточной успешности многих наших усилий в области экономики.

Экономические “законы”, являющиеся простым перефразированием политических лозунгов, вряд ли имеют право на существование. К таким законам я отношу, к сожалению, ОЭЗС, открытый Сталиным в книге “Экономические проблемы социализма в СССР”. Я думаю, что этот закон стал бы походить на закономерность, если бы он был сформулирован, например, так: “Максимальное удовлетворение постоянно растущих потребностей трудящихся с необходимостью ведет к повышению производительности труда”. Боюсь, однако, что реально действующей закономерностью может оказаться такая: “Максимальное удовлетворение потребностей ведет к понижению производительности труда”. В настоящем же виде ОЭЗС сформулирован, по-моему, на уровне церковно-приходской школы и удивительно, что этого до сих пор не замечают, стараются обрядить его в тогу закона, чуть ли не закона природы.

Хотелось бы знать, как Вы классифицируете мое мировоззрение.

В заключение хотелось бы уточнить только один вопрос. На стр. 9 Вы определяете закон, как существенную связь между явлениями или связь между сущностями. На стр. 14 говорите, что противоположными объектами (объектами связи) в законе всегда служат сущности, а не явления. На стр. 33, ссылаясь на марксистскую литературу, упоминаете, что закон есть связь между явлениями. А на стр. 17 вообще говорите о том, что законы относятся к разряду сущностей. Видимо, я чего-то не понимаю, а хотелось бы понять, что же такое все-таки закон – сущность, связь между сущностями или связь между явлениями. Мне кажется правильным определение на стр. 9.

        С нетерпением жду Вашего отклика на мои вопросы и заранее благодарен.

С уважением, М. Бураков