Психология и управление социалистическим обществом

“Современная цивилизация многим принесла процветание,
но она не освободила человека от той алчности, которая
совершенно несовместима с открывшимися ему огромными
возможностями... Так Homo sapiens постепенно превращался
 в гротескного одномерного Homo economicus.”
Аурелио Печчеи

Зачем и почему эти заметки?

Лет тридцать тому назад излагаемые ниже взгляды наверняка позволили бы обругать автора левацким элементом или объективным идеалистом, юродствующим во Христе, или еще покрепче со всеми вытекающими отсюда последствиями. Нельзя поручиться, что сейчас эти тенденции полностью изжиты. И самое малое, что мне, возможно, предстоит услышать, – это упрек в политическом и экономическом невежестве. А.А. Любищев говорил: “Дилетант тот, который в своих занятиях находит удовольствие”. В данном случае это удовольствие довольно горькое, но я чувствую потребность поделиться своими мыслями хотя бы потому, что из опыта знаю – такой ход мыслей довольно широко распространен у нас в стране.

Возможно, я не скажу ничего нового, каждая из высказанных мыслей в той или иной форме звучала, иногда даже на страницах печати. Но приведение их “к одному знаменателю” заставляет, как мне кажется, выработать подход, над которым нельзя не задуматься.

Мысли эти начали формироваться у меня в конце 1979 года и особенно резко продвинулись после знакомства со статьями В. Дорофеева “Час волка” и  П. Волина “Лампочки Алладина” в Литгазете от 31.10.79 и от 14.11.79. Из этих статей  встает во всей неприглядности своеобразная “мафия” (иначе не назовешь!) работников торговли, которым подвластно не только производство, но и всесильный (или долженствующий быть всесильным) Госплан. И оказывается, дело-то вовсе не в злоумышленных действиях торговцев, а в экономике, понятой узко, примененной неправильно. Я, как и многие окружающие, давно интуитивно чувствовал, что те шероховатости, которые мы ощущаем, связаны с нашим отношением к экономике. Только вот, в чем наша ошибка – в преуменьшении ее роли или в преувеличении?

В дальнейшем многие статьи и книги убеждали меня в актуальности таких размышлений, но, пожалуй, больше всего – удивительная книга А. Печчеи “Человеческие качества”. Если бы не эта книга и не послесловие ее редактора, академика Д.М. Гвишиани, возможно, данные заметки не были бы написаны еще несколько лет.

“Человеческие качества” и примат экономики

Я во многом согласен с А. Печчеи, цитату из книги которого вынес в эпиграф. И когда Печчеи пишет: “Точные науки и основанная на них техника достигли поистине гигантских успехов, однако науки о человеке, морали и обществе плетутся где-то далеко позади”,- это пишет не идеолог буржуазной морали, а человек, чьей дипломной работой была ленинская “новая экономическая политика”, человек, глубоко восхищающийся работами Маркса, хотя и не считающий себя марксистом. Он говорит не только о растленной буржуазной, но и о нашей науке об обществе. И, говоря о том, что “расцветшая во всем мире промышленная цивилизация – в своем неокапиталистическом, социалистическом и промежуточных вариантах – вдохновляется в основном материальными стимулами”, он бросает упрек не  столько своей, сколько нашей цивилизации, имеющей гораздо больше возможностей для осуществления “человеческой революции”.

Акцент на экономическую эффективность является трагической ошибкой человечества, вероятно, следствием неразвитости соответствующих наук, о которой говорит А. Печчеи.

Примерно с 1957, и особенно с 1965 года, наша внутренняя политика постоянно колеблется из стороны в сторону. Во времена Н.С. Хрущева мы пережили увлечение химией и кукурузой. Теперь так же, как раньше все учили химию, все учат экономику. Учат, не понимая глубинных связей, потому что, вероятно, не все они еще выяснены. Учат и божатся богом (идолом!) экономической эффективности, идут на гнусные подлоги и противоправные действия, чтобы выглядеть не хуже, а лучше других в глазах этого бога.

Примеры непоследовательности внутренней политики за последние годы – налицо. Это – категорический запрет отвлекать трудящихся на работы, не связанные с основной деятельностью, зафиксированный в Постановлении ЦК КПСС, и последующая, в ближайшую же осень, массовая отправка в колхозы на день, на два, на неделю, а то и на месяцы. (Это только то, что санкционировано ЦК. О направлении на строительство цирков, больниц, в конце августа – школ по распоряжению райкомов, о которых ЦК неизвестно за малостью, мы уже не говорим). Это – совмещение в одной главе одного и того же документа (“Основные направления экономического и социального развития СССР на 1981-1985 годы и на период до 1990 года”, раздел II) тезиса об опережающем росте отраслей, определяющих научно-технический прогресс, и тезиса об ускоренном росте производства предметов потребления. Или их производство стало определять научно-технический прогресс? Это – повышение заработной платы и следующее за ним повышение цен. В настоящее время еще не закончено предыдущее “упорядочение” заработной платы (еще не всем даны коэффициенты за отдаленность, северные и прочие), а уже объявлено новое повышение ее шахтерам. Причем объявлено в один день со значительным повышением цен на ряд товаров, 14.09.81, как будто специально для того, чтобы обнажить основы финансовой политики, которая вряд ли способствует повышению авторитета советского рубля. В свое время, в 1962 году, была, если помните “временно” повышена цена на мясо с целью усилить стимулирование и вытянуть производительность труда в животноводстве. Принимались и другие меры. Однако все многочисленные меры экономического характера, каждая из которых принималась “на ура” газетами, до сих пор не привели к решению проблемы. Возникает законное сомнение в научной обоснованности всех выдающихся за панацею рекомендаций. Это говорит об уровне нашего знания экономических законов, реально действующих в нашем обществе. А, может быть, просто не там ищем?

Акцент на материальное стимулирование, не оправдавший себя в области производства мяса, не оправдал себя и в других областях, повлек, как уже сказано, повышение цен и раскачал экономический маятник. Но не в этом главный его вред. Фетишизация материального стимулирования, постановка в основном законе социализма (научный фундамент этого сталинского открытия заслуживает особого разговора) на первое место удовлетворения материальных потребностей, да еще утверждение о их постоянном росте, настойчивое повторение соответствующих лозунгов, сдвинули всю систему установок и мотиваций в нежелательную для коммунизма сторону. Подавляющее большинство не только рабочих, но и интеллигенции, в последние годы кашлянуть бесплатно не хотят. Отдельные примеры деятельности бессеребренников, даже пропаганда их в периодической печати, не меняют общего положения, потому что разрушить примат материального стимулирования над альтруизмом гораздо труднее, чем посеять его. Да никто, кроме двух-трех журналистов, этим всерьез и не занимается.

Нет, мы не строим капитализм, как говорят китайцы, но социализм строим  ощупью. И причина не столько в слабости теоретических основ тактики общества на современном этапе, сколько в нашем неумении и нежелании признать эту слабость, посмотреть на дело свежим взглядом, непредвзято. Примат экономики над психологией, материального стимулирования над моральным объясняется доморощенными марксистами на местах, которые хотят быть правовернее самого Маркса, приматом материи над сознанием. Думаю, однако, что мы не сильно впадем в идеализм, если признаем, что надстройка, к которой относится управление, формирование мотиваций (то есть вопросы, решаемые психологией), не только подвержена воздействию базиса, но и сама влияет на него. К сожалению, сейчас, после XXVI съезда КПСС пропаганда экономики в значительной степени свелась к тавтологическим утверждениям. Создается даже впечатление, что и теория в большей мере сведена к ним.

Я отнюдь не предлагаю отбросить экономику. Наоборот, на сторонний взгляд, ее уровень требует резкого повышения. Конечные результаты производства нельзя оценить ничем, кроме экономики, но это дело узкого круга специалистов, качество которых должно быть, вероятно, существенно повышено на всех уровнях, вплоть до Госплана. На мой взгляд, единственный способ повысить это качество – стимулировать резкое обострение теоретических дискуссий по коренным вопросам экономики без оглядок на авторитеты и без приклеивания ярлыков. Конечно, дискуссий специалистов, а не широких масс. Что же касается материального стимулирования, то этот термин надо забыть и, не подразделяя стимулирования на моральное и материальное, постоянно в практике делать упор на первое. В свое время были в ходу такие формы “материального” стимулирования, как отрез на костюм, который вручался на собрании. При всей наивности, эта форма гораздо больше соответствует коммунистической морали, чем нынешние формы стимулирования.

Здесь хочется провести одну аналогию. В свое время большевики выдвигали два разных лозунга по национальному вопросу: для пролетариата колоний – объединение с метрополиями, а для пролетариата метрополий – право колоний на самоопределение вплоть до отделения. В этой политике ярко выразилась диалектика марксистского подхода. Думается, что в вопросе потребностей должны быть разные лозунги для государства (рост благосостояния) и для граждан (разумный аскетизм). Диалектика редко подводит!

Беспомощность наша в социальной политике, взгляд на “человека социального” прежде всего как на потребителя, отразились даже в таком документе, как “Основные направления...” В разделе VIII этого документа, в основных направлениях социального развития, предусмотрены, правда, наряду с потребительскими, льготными и обеспечивающими мероприятиями, такие направления социального развития, как “рост образовательного и культурного уровня”, “создание наиболее благоприятных условий для высокопроизводительного труда, усиление его творческого характера” и даже “дальнейшее развитие социалистической демократии, повышение инициативы трудящихся, расширение их участия в управлении”. Однако в дальнейшем тексте, при конкретизации этих мероприятий, отражена лишь первая из упомянутых групп – образование и культура, остальные же остались звучной декларацией (по крайней мере, в этом разделе). А действительно, что можно еще предложить по развитию социалистической демократии? Разве она еще не совершенна?

Для чего нам нужна демократия?   

Свободный человек, живущий в свободной стране, должен чаще испытывать чувство психологического комфорта. Именно психологический, а не материальный комфорт является главным условием развертывания способностей и наиболее полного самовыражения. Формирование такого ощущения – одна из немаловажных задач демократии. Неиспользование же реально существующих возможностей демократии, напротив, ведет к психологическому дискомфорту.

В школьные послевоенные годы нас учили, что двухпартийная система в крупнейших капиталистических странах – главное средство обмана народных масс. Теперь об этом говорят осторожнее, говорят лишь об идентичности программ, поскольку народ США показал, не выйдя к избирательным урнам в 1980 году, что обмануть массы не удается даже двухпартийной системой. Зато все недостатки в деятельности правящей партии оппозиция вскрывает и обнародует немедленно. У нас нет необходимости резко выявлять недостатки деятельности руководящих органов, последние работают исключительно в интересах народа. Однако, если предположить, что отдельные достаточно высокие руководители из-за некомпетентности советников или из-за особенностей своего характера поведут дело не совсем правильно – как в этом случае должны разрешаться конфликты? Неужели только польский путь открыт перед нами? (Я имею в виду начало польских событий, события, побудившие С. Каню “исправлять” ошибки Я. Герека). Или путь дворцовых переворотов? Но ведь это тоже явно не наш путь! Впрочем, настолько ли уж невероятна такая ситуация? У нас на памяти диффамация И.В. Сталина и “уход на пенсию” Н.С. Хрущева. Можем ли мы с чистой совестью сказать, что в обоих случаях были максимально использованы все преимущества социалистического образа жизни?

Не думаю, что нам нужна двухпартийная система. Хотя и криминала большого в ней не вижу, если программной целью второй партии будет тоже построение коммунизма. Но какая-то система, предупреждающая от ошибок, нужна. Пока у нас действует лишь система контроля и исправления ошибок. Система предупреждения может быть сведена, например, к трем мероприятиям. Это, во-первых, отказ от практики выдвижения одного кандидата на выборную должность. На любую выборную должность должно предлагаться не менее двух кандидатов. Это, возможно, удвоит расходы на избирательную кампанию, но окупится сторицей. Это, во-вторых, создание печатного органа, предназначенного для постоянного проведения дискуссий. Такой орган под условным названием “Дискуссионный клуб” может быть организован, например, разделением на две части “Литературной газеты”. Не секрет, что эта газета пользуется широкой популярностью, главным образом, из-за своей второй половины, точнее 11-13 страниц, да еще “Клуба ДС”. Беру на себя смелость утверждать, что первую половину, кроме статей 8й  страницы, внимательно читают не более 20% получающих эту газету. В редакции подобрался боевой коллектив публицистов социального профиля, и только соображения этического порядка мешают им, по-видимому, сделать газету поистине дискуссионным клубом. Разделив газету и уменьшив тираж “литературной” газеты, можно почти вдвое увеличить тираж “дискуссионного клуба”, сделать его поистине газетой для всех. Этот вопрос был поставлен перед А.Б. Чаковским, хотя и в менее острой форме, на вечере встречи, транслированной по телевидению в январе 1982 года. Ответ редактора ЛГ нельзя признать удовлетворительным. Частичной заменой этого мероприятия могло бы стать создание института общественного мнения, по типу института Гэллапа, если его функции будут четко определены с привлечением хотя бы современных социологических концепций.

Однако этого будет недостаточно. Третье и самое важное мероприятие – создание благожелательной атмосферы и делового отношения к неконформным выступлениям в “Дискуссионном клубе”, поддержка и направленное воспитание нонконформизма широких народных масс. Это нечто другое, чем благосклонное отношение к критике. Если преследование зажима критики и порицание равнодушного к ней отношения еще не всегда у нас проводится достаточно последовательно, а отзывчивость на критику является нормой нашей жизни, то острая потребность общества и каждого его члена в критике, воспитание неконформности является, по мнению многих, тезисом утопическим. Но об утопичности ниже. Здесь же важно отметить, что курс на всемерное развитие творческих черт каждой личности, провозглашенный и постоянно декларируемый коммунистической партией и нашим государством, по существу, и есть курс на воспитание неконформности. Потому что из опыта исследования творческих способностей вроде бы установлено, что единственной общей чертой людей творческого склада, могучим двигателем творчества, самовыражения, является как раз нонконформизм. Боюсь, что другого пути для “усиления творческого характера труда” всех без исключения категорий трудящихся одновременно попросту не дано. Это отнюдь не мое открытие. О важности воспитания неконформности всех членов социалистического общества настойчиво говорит, например, В.А. Сухомлинский (см. его книгу “Методика воспитания коллектива”).

Мероприятий же для развития нонконформизма психологическая наука даже на современном уровне ее развития могла бы, полагаю, предложить достаточное количество.

Пропаганда и информация

Следует сказать несколько слов о постановке в нашей стране пропаганды  и информации. Наша пропаганда построена, к сожалению, целиком в расчете на конформную личность. Она убеждает тех, кого по складу характера и убеждать не надо. Она строится на вдалбливании лозунгов, ставших от частого употребления прописными. Чего стоят такие лозунги, как например, “Советское – значит отличное!” (Призыву 20 лет, а утвердительный характер его воспринимается порой, как насмешка), “Планы партии – планы народа!”, “Народ и партия едины!” ? Дело в том, что народ наш велик, он просто арифметически не может быть един, и мы видим, что он действительно довольно разнообразен. Так с какой же частью народа едина партия? По многочисленным наблюдениям, даже в партии есть члены, которые не едины с основной ее массой в стремлении к коммунизму. Им и в социализме хорошо. Тогда какой же эффект дают догматические лозунги? Я знал человека, который, увидев лозунг “Слава КПСС!”, говорил язвительно: “Себе славу поют!” И действительно, по чьей инициативе, с чьего ведома и согласия вывешивают такие лозунги?.. Значит, на самом деле, “себе славу поют”.

Нигилизм без позитивной программы никогда не украшал критику. Я мог бы предложить взамен штампов три приличных лозунга, два из которых являются сознательно урезанными программными лозунгами большевиков:

Чтобы закончить это эссе о пропаганде, вспомним еще попавшие в анекдоты “решающий” и “определяющий” годы IX пятилетки. Создается впечатление, что в отделе пропаганды ЦК КПСС нет ни одного психолога! Утверждать это, однако, не берусь из-за недостатка информации.

Что касается информации, то, несмотря на сравнительно недавние решения партии по этому вопросу, недостаток ее ощущается буквально всяким, кто хочет ее иметь. Чтобы собрать ее, разбросанную по разным источникам, и составить себе мало-мальски объективное представление по ряду вопросов, необходимо выполнить огромную работу. И это относится не к сведениям оборонного характера, а к вопросам, по который партия и правительство хотят знать мнение народа. Еще библейский царь Соломон рекомендовал выслушивать обе стороны. Мы же, клеймящие позором А.Д. Сахарова и “Хартию-77” чешских интеллигентов, не видели полного текста ни этой хартии, ни письма Сахарова к Пиночету. В сентябре 1981 года по стране прошла кампания митингов, на которых клеймили обращение съезда “Солидарности” к народам Восточной Европы. Кто даст гарантию, что хотя бы все выступавшие на этих митингах (наиболее передовые рабочие) были ознакомлены с полным текстом обращения? И, что самое смешное и печальное, клеймим-то мы их, по-видимому, правильно, но сами в этом не убеждены. Так рождается психологический дискомфорт, имеющий далеко идущие последствия.

Конечно, опубликовав полные тексты таких документов или хотя бы сделав их доступными для всех интересующихся, необходимо будет организовать огромную и постоянную пропагандистскую работу, на что сегодня наша пропаганда с ее догмами неспособна, но ведь у нас же есть богатый и интересный опыт такой работы, проводившейся А.В. Луначарским. Эта работа – не растрачивание сил, она окупится небывалым духовным подъемом, а значит и повышением производительности труда. А попутно, может быть, придется пересмотреть и некоторые догматические методы организации и руководства, если их не удастся защитить в дискуссии. Зато уж защищенные методы будут апробированы.

Я могу назвать лишь один-два примера информации, которая давалась нетенденциозно. Я имею в виду сообщения об ирано-иракском конфликте и, в самое последнее время, об инциденте вокруг Мальвинских островов. Следует ли эту беспристрастность рассматривать, как свидетельство благотворных сдвигов в системе информации, или она – лишь следствие неопределенности нашего отношения к участникам конфликта или каких-то других причин? Не знаю, нет информации.

А между тем, даже в явно тенденциозной, вражеской информации можно почерпнуть немало полезного для дела коммунизма. Я имел как-то сомнительное удовольствие просмотреть книгу Солженицына “Архипелаг ГУЛАГ”. Книжонка грязная и местами даже скучная. Но встречаются в ней главы, заслуживающие публикации у нас, даже с выплатой Солженицыну авторского вознаграждения. Такова глава об “ортодоксах”, стойких коммунистах и их поведении в лагере. Отношение к ним автора сочувственное и насмешливое, мы же, читая, не можем сдержать волнения. Таков эпизод с коммунисткой (кажется, Сыромятниковой), которая возвела на себя напраслину, чтобы спасти дочь от безверия, сохранить для нее комсомол и Родину. Такие сильные эпизоды я встречал разве что в “Оводе”. А что авторское отношение к героям отличается от нашего, так нам к этому не привыкать! Сам факт принадлежности этого свидетельства врагу и различие наших позиций делают такие эпизоды еще ценнее их объективностью. Или наше руководство боится, что большинство советских людей неправильно поймет Солженицына и присоединится к нему? Тогда чем же мы занимались 60 лет? Надо начинать эту несделанную работу хотя бы сейчас.

После польских событий 1980-81 годов стало модно критиковать “плюрализм мнений”. Но разве плох сам плюрализм, а не отношение к нему ПОРП, оказавшейся готовой допустить плюрализм, но проявившей явную неспособность использовать его, противопоставив ему конструктивную внутреннюю политику? 

Коммунистическая партия

Этот вопрос самый тяжелый. Мы не можем говорить о роли психологии в управлении, не коснувшись психологических аспектов партийного строительства. Ведь партия руководит всей политической жизнью, всей экономикой страны.

Один мой знакомый, молодой партиец, возмущался совершенно искренне, что при выборе кандидата на приятную руководящую должность ему, русскому, предпочли еврея, да еще беспартийного. И ведь этот человек неглуп, даже талантлив. Не припомните ли Вы среди своих знакомых таких людей? Не значит ли это, что практика предпочтения коммунистов на руководящие должности, предоставление руководителям-коммунистам некоторых пустяковых льгот, вроде спецполиклиник, закрытых буфетов, странным образом преломилась в умах некоторой, пусть незначительной, части советских людей, как доказательство выгодности принадлежности к партии? Пусть, повторяю, эта часть крайне незначительна, но, когда она попадает в партию, люди другого сорта, которые могли бы быть полезными для партии, в нее не идут.

И никакими чистками тут не поможешь. Может помочь только решительный и добровольный отказ партии от всех мелочей, которые могут кому-нибудь показаться преимуществом. Член партии не должен быть защищен партбилетом от критики и увольнения (сейчас членов партии не увольняют без согласия парторганизации). Вступая в партию, человек должен понимать, что взваливает на себя ответственность не перед товарищами по какой-то элитной группе, а, в первую очередь, перед беспартийными. Вряд ли стоит сегодня снова вводить “партмаксимум”, но, если бы он был введен, состав партии существенно изменился бы, не столько за счет ухода сегодняшних коммунистов (это для многих настолько неудобно, что они пересилят неудовлетворенность), сколько из-за прихода новых людей, максималистски настроенных, которые у нас есть.

Еще один коммунист-руководитель объяснял мне, что замещение руководящих постов преимущественно коммунистами целесообразно потому, что с коммуниста можно больше спросить, жестче приказать. При обсуждении Проекта Конституции, когда большинством собрания было принято одно спорное предложение, он сказал собранию: “Что бы вы ни решили, в райком я этого предложения не передам; там скажут, что я не умею убедить коллектив”. И это тоже человек талантливый, очень трудолюбивый и беззаветно преданный делу. Такой пустяковый перекос в его поведении – не вина его.

Этот наметившийся диссонанс между действительными целями коммунистической партии и некоторыми объективно проявляющимися нюансами внутрипартийной практики приводит также к некоторому психологическому дискомфорту не только для беспартийных, но и для некоторой части коммунистов, прежде всего из рядов творческой интеллигенции, отличающейся наибольшей неконформностью. Чтобы исключить такой дискомфорт и способствовать максимальному развитию творческих способностей, придется, конечно, наряду с воспитанием нонконформизма, принимать ряд мер по корректировке практической работы.

 От утопии к науке (некоторые выводы)  

Позволю себе привести еще две цитаты из вышеупомянутой книги А. Печчеи:

“Таким образом, смещаются акценты и в понимании общего развития: вместо того, чтобы концентрировать все интересы вокруг наших желаний и поисков средств получить желаемое, мы фокусируем внимание на том, что есть мы сами и чем мы можем стать.”

“Конечно, легче всего в ответ на это утверждать, что подъем и одухотворение качеств человека представляет собой практически неосуществимую задачу.”

А. Печчеи считает жизненно необходимым для выживания человека, как вида, вернуть его из состояния одномерного и гротескного Homo economicus в достойное его состояние Homo sapiens. В послесловии к книге Д.М. Гвишиани упрекает автора в буржуазном утопизме.

Да, вероятно, стремление А. Печчеи переделать природу человека, повернуть его от потребительства к максимальному самовыражению уже в условиях буржуазного общества, является утопичным. Д.М. Гвишиани пишет далее, что “проступающее за неясными набросками утопическое сообщество будущего... порой весьма напоминает черты реального социализма.”

Действительно, напоминает, и действительно, “порой”. Отличие же утопии А. Печчеи от  реального социализма сводится, на наш взгляд, в значительной степени, к большей прагматичности последнего, к наличию и даже некоторому культивированию у его членов некоторых черт Homo economicus.

Мне представляется, что все, сказанное в предыдущих разделах, является иллюстрацией этого утверждения.

Мне представляется, что, независимо от чьего-либо желания, ведущими чертами психологии человека будущего, которые надо пестовать и превозносить, если мы хотим приблизить это будущее, должны стать аскетизм (не в смысле патологического бичевания плоти, а в смысле разумного самоограничения потребностей, по А. Печчеи), нонконформизм (по Сухомлинскому) и альтруизм. И основой всей психологической структуры личности должен стать нонконформизм.

Мне представляется, что главным препятствием на пути к формированию этих качеств, начавшемуся в довоенные годы, является сегодня у нас в стране преднамеренный акцент на экономичность, фетишизация материального стимулирования, тенденциозное преувеличение роли экономической эффективности в ущерб технической и социальной. Думается. что в применении к науке это не может не сказаться в будущем некоторым снижением научно-технического потенциала. Не снижением ли такого потенциала вызвана намечающаяся уже сейчас неудовлетворенность отдачей науки и тенденция к ее (науки) сокращению?

Мне представляется, что психологическая наука не готова сейчас дать рецепты обоснованного и целенаправленного “дотягивания” духовного мира наших современников хотя бы  до утопического идеала Печчеи, и одной из причин этого является ориентация на  первоочередное построение материально-технической базы коммунизма. Социальная и морально-нравственная база коммунизма при этом не стоят на месте, но сдвиг их происходит не всегда в желательном направлении. Эту ситуацию можно сравнить с движением автомобиля при заносе. Правда, заносит чаще всего только задние (ведущие!) колеса, не связанные с рулем, но от этого меняется направление движения, а иногда и внешний вид автомобиля. По-видимому, при решении “триединой задачи” коммунистическая партия должна перераспределить усилия.

Представляется, что отдельные вопросы психологической науки вообще недостаточно разработаны. Одним из таких вопросов является психологическое обоснование экономических решений, другим – структура психологического комфорта личности. Представляется в связи с этим, что психологическая наука (может быть, из-за своей неразвитости?) не занимает в структуре нашего общества места, которое она должна занимать. В частности, по нашему мнению, если председателем Госплана является экономист, то его заместителем непременно должен быть психолог. Из тех же психологических соображений, может быть, целесообразно такие органы, как Госкомтруд и Госкомцен, объединить в единый комитет. По-видимому, взаимное визирование проектов решений недостаточно для принятия психологически убедительных экономических решений.

Полагаю, что такой подход поможет лучше решить и некоторые экономические задачи. Наилучшим выходом (с точки зрения психологии торговцев) из безвыходного положения с сухими винами (см. статью “Час волка” в ЛГ) стали бы, вероятно, не директивы и санкции, а установление доли магазина в прибыли за проданное вино пропорционально лишь количеству проданных бутылок, независимо от качества и стоимости вина. Такой выход, может быть, несколько неожиданный, полностью соответствовал бы нынешней экономической политике, ориентации на “чистый продукт”, поскольку чистым продуктом торговли является количество операций передачи товара покупателю, а стоимость товара может входить в чистый продукт лишь при передаче покупателю особо хрупких или технически сложных товаров, продажа которых требует повышенной квалификации. Это особенно касается  таких продуктов, как вино, розничная цена которых, в соответствии с политикой государства, не имеет ничего общего с его себестоимостью.

Не приходится сомневаться, что сформированные сегодня, точнее  сформировавшиеся стихийно, психологические установки крестьянства обеспечивают более высокую производительность в индивидуальном хозяйстве, чем в коллективном. Поэтому, с точки зрения сугубо экономической, сегодня выгоднее раздать поросят и гусят по домам для откорма. Однако с позиций “дальнего прицела” эта мера допустима лишь как временная, подобно НЭПу, и должна  сопровождаться психологически обоснованной пропагандой коллективизма на таком уровне, который у нас сегодня вряд ли возможен. Иначе это становится уступкой мелкособственническим “инстинктам”.

Впрочем, это суждения не профессионального психолога, и, тем более, не экономиста, а всего лишь размышления дилетанта.

Что же касается утопичности и несвоевременности преобразования природы человека, то можно лишь напомнить, что проблемы, утопичные для капитализма, для нас являются насущными. Человек по природе добр и рассудителен. Если уж бесноватому фюреру удалось, при наличии спроса, превратить практически целую нацию в животных, то государственной машине, целью которой является создание общества будущего, задача поддержания и культивирования естественных качеств человека вполне под силу. Если она будет решаться на научной основе!

К этому мы все равно должны будем придти, когда закончим построение материально-технической базы коммунизма. Так не лучше ли начать эту работу сейчас?

декабрь 1980 – август 1982 г.