Духовность религиозная и светская – что между ними общего?

(Выступление на Круглом столе “Образование и духовность”, март 1998)

Сегодня в России, да и в мире, много говорится о необходимости обратить внимание на духовность общества. Что это такое, вроде бы понятно, но при попытке дать определение возникают трудности. Это понятие даже называют “неуловимым”, “невыразимым”, “иррациональным”.

Некоторые руководители религиозных конфессий и духовных групп считают, что духовность бывает только религиозная (обретение “Духа Святого”). “Словарь русского языка” Ожегова 1953 г объясняет слово “духовный” , с одной стороны, как “относящийся к умственной деятельности, к области духа”, то есть, как мы сейчас понимаем, смешивает две совершенно разные структуры и функции человека, астральное и духовное тело, а, с другой стороны, трактует его, как “церковный (противопол. – светский)”. Но мы сегодня не можем не признать, что таким, совершенно нецерковным людям, как  Л. Толстой, Циолковский, Рерих, Высоцкий, А. Сахаров, была присуща высокая духовность. По-видимому, понятие “духовность” сегодня изменило свое содержание.

Даже отдельные черты, присущие высокодуховной личности, неоднозначны. Например, вряд ли стоит сомневаться, что любовь к родине является составляющей духовности. Однако национал-шовинизм таких людей, как Макашов, Анпилов, безусловно любящих свою родину, вряд ли позволяет считать их высокодуховными людьми.

У светских ученых есть тенденция сводить духовность целиком или почти целиком к нравственности. Такая трактовка тоже, по-моему, требует коррекции.

Есть такое мнение, что общее и светской и религиозной духовности – это вера, надежда, любовь (к богу или к человеку). Мне представляется, что эти понятия, хотя и имеют отношение к духовности, не определяют ее. В частности, вера в возможности человека, любовь к нему как к объекту совершенствования и надежда на его самореализацию характерны для американских психологов, например, доктора Тойча, прагматичная позиция которого, при несомненной ее эффективности, не  кажется мне глубоко духовной. Я сужу только по тому, что слышал о нем и от него.

С точки зрения педагогики, главный недостаток сведения духовности к вере, надежде и любви – трудно определить, какие дисциплины школьного курса кроме литературы и религии способствуют развитию духовности.

Конечно, вопрос о том, что такое духовность светская и религиозная, чисто терминологический. Но о терминах хорошо бы условиться прежде, чем говорить о воспитании духовности. Конечно, любое определение схематизирует проблему, но это полезное упрощение.

Хочу предложить определение, которое я уже озвучивал в узком кругу на семинаре Лаборатории гуманной педагогики.

Самое известное выражение Иммануила Канта: “Две вещи, чем больше о них размышляешь, тем более вызывают удивление и восхищение: звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас”. Я полагаю, что именно на этих “двух вещах” можно построить определение духовности.

Духовность – это стремление или умение понимать кантовские “две вещи” или хотя бы размышлять о них. При этом можно установить даже степень духовного развития, которая возрастает в ряду: стремление размышлять – умение размышлять – стремление понимать – умение понимать.

У многих, к сожалению, нет даже стремления размышлять о звездном небе и нравственности. Но уже стремление хоть и неумело размышлять об этих удивительных вещах позволяет говорить о духовности.

При этом “две вещи” должны рассматриваться только вместе. Понимание звездного неба – астрономия, понимание нравственного закона – этика. Синтетическое же понимание их связи, когда наша нравственность определяется не страхом нашим и не глупостью, а нашими представлениями о структуре и законах Космоса, такое понимание дает не арифметическую сумму астрологии и этики, а свидетельство духовности, которая к тому же может быть как теистической, так и атеистической, как светской, так и религиозной.

Исходя из этого, во-первых, воспитание такой духовности у школьников трудно обеспечить без введения в школьные курсы, начиная с младших классов, таких философских, мировоззренческих дисциплин, как “философия для малышей”, “мироведение”, “религиоведение”, развивающих стремление и умение размышлять об упомянутых  “двух вещах”  Канта.

Во-вторых, включение в курс общеобразовательной школы фундаментального изучения какой-либо одной религии или духовной практики нежелательно. Не только из-за несоответствия действующему у нас “Закону о свободе совести”, но прежде всего потому, что религиозные догматы дают готовый результат размышления. Поэтому, хотя они несомненно сформулированы высокодуховными людьми (или даже более высокими существами), но они не развивают, а наоборот приглушают стремление к размышлению и пониманию.

Пожалуй, справедлива уже звучавшая здесь мысль о том, что духовность – это не состояние, а процесс, постоянное движение, стремление к более высокому духовному уровню.

Но трудно говорить о воспитании духовности, когда финансирование дополнительного образования, от которого в первую очередь зависит духовность, полностью отсутствует.