Мой путь к “Братству вер”

(газета "Братство вер",  №3, 1995)

В юности я был достаточно активным, входил в комитеты  комсомола школы и института “Унипромедь”. И об этом не жалею. В первичках комсомол не был так формализован, как наверху. О том, как устроен мир, нас учил диамат, и при всей неполноте его постулатов нас это устраивало. Впервые сомнения в официальной морали и провозглашаемой свободе совести у меня возникли не после доклада Хрущева “О культе личности”, а в 1956 году, когда исключили с последнего курса Уральского госуниверситета мальчишку-историка, выступившего на конференции против бюрократизма в комсомоле.

“Моральный кодекс строителей коммунизма” тоже не вызвал душевного подъема, хотя мы его и цитировали при случае. При всей лживости системы, лживости, которая стала нам известна только теперь, принципы коллективизма, общинности, социального равенства были и остаются для меня весьма привлекательными. За счет этой привлекательности система и держалась.

Коммунистическая пропаганда последних брежневских лет была уныло навязчивой. В “глухом застойном” 1978 году я написал статью “Психология и управление социалистическим обществом”, которую держал, как фигу в кармане, показывая доверительно лишь некоторым высоким начальникам. Самым высоким был председатель Госкомцен Н.Т. Глушков, знавший моего покойного отца. В статье я писал, что руководство государства не учитывает психологию людей. Эта статья устарела по фактам, но по основному смыслу актуальна и сейчас1. Сегодняшние руководители обратились вроде бы лицом к вере, которая вся построена на психологии, но самой психологией пренебрегают.

В 1981 году я подготовил, а в 1982 году поставил в институте спектакль по книге А.Экзюпери “Маленький принц”. В 1988–89 годах опубликовал в областной печати (главным образом в “На смену!”) несколько статей о связи нравственности и культуры. Последняя из них “О чем предупреждает нас “Час быка” И. Ефремова” вышла в “На смену!” уже в январе 1990 года. В ней говорилось о безнравственности общества, где каждый стремится хоть на минуту обогнать других.

Кажется, я был подготовлен к восприятию новых идей, и все-таки был ошарашен, когда в “Огоньке” прочитал статью “Лев Толстой как зеркало перестройки”. Нас с детства учили бороться за свои идеи – и вдруг: “Веру в то, что одни люди, составив себе план о том, как по их мнению, желательно и должно быть устроено общество, имеют право и возможность устраивать по этому плану жизнь других людей, я мог бы назвать заблуждением комическим, если бы его последствия не были столь ужасны”. Эту цитату из дневников великого мыслителя я не устаю повторять и сейчас. Сегодня она даже более актуальна, чем в 1991 году.

Как раз в это время я заболел, начал резко терять вес и лег по блату в больницу. Зная не понаслышке, с чем может быть связано резкое похудание, я отнесся к этому философски и только решил, не откладывая, написать свои размышления о вере и нравственности, о Космосе и обществе на память внуку Павлику. Это я задумал давно, когда внук только появился на свет.

Вышел из больницы, начал набирать вес, но лишь через год смог завершить свое “Верую!”. В конце концов мне и самому стало ясно, во что я верую.

Я всегда любил фантастику, но не звездные войны, а романы Стругацких. Я не допускаю, чтобы мы были одиноки в Космосе. Это было бы разнузданным антропоцентризмом. Мне трудно представить, чтобы все космические культуры были кем-то созданы. Они, по-моему, самозарождаются и развиваются по общим космическим законам. Наверняка есть физические законы, позволяющие братьям по Разуму преодолевать пространство со скоростью большей, чем скорость света. Почему же они не придут, не поучат нас, младших братьев? Думаю, существует космический запрет на прогрессорство, на навязывание другим своих представлений о наилучшем пути вперед. Мягкое влияние через “пророков” возможно лишь, если чья-то цивилизация движется к катастрофе. Понять это мне помогла вышеприведенная цитата из Толстого. Давать недоразвитым младшим братьям знания о высших энергиях весьма опасно. Полагаю, что наши Космические Учителя иногда жалеют, что не смогли предотвратить наше овладение даже ядерной энергией. Но ведь они не всемогущи и не вездесущи, хотя и очень сильны. В этом смысле для меня загадочна фигура Альберта Эйнштейна, почти прорвавшегося к общей теории поля.

Я не могу и не хочу отключать движение мысли, как этого требуют современные медитативные практики. Никому не собираюсь навязывать свою веру, даже своему внуку Павлику, считаю это глубоко личным делом. Поэтому я был весьма удивлен, когда журнал “Урал” опубликовал мои заметки “Верую!”, причем фантастически быстро, и июньский номер, где они были напечатаны, вышел даже раньше майского. Еще больше я был удивлен, когда в мае 1994 года ко мне на работу пришла белокурая молодая женщина и предложила мне помощь в возрождении духовности общества. Это была Ольга Исакова. Я вовсе не планировал заниматься возрождением духовности. Но она заставила меня задуматься.

Один православный ученый совсем недавно назвал экуменизм, создание единой мировой религии, затеей антихриста. Я полагаю, что если бы такой единой религией стало православие, его утверждения не были бы столь категоричны. Но каждая религия имеет свои особенности, отвечает психологическому складу своих приверженцев, что не позволяет ей быть общепринятой.

Мы смотрим на один и тот же предмет с разных сторон. Тем не менее, большинство религий имеют общие черты, прежде всего общие нравственные требования. Как сказал Лев Толстой: “Во всех верах учение о том, как надо жить людям, одно и то же. Обряды разные, а вера одна”.

Поэтому, не поддаваясь “комическому заблуждению” устраивать по своему плану жизнь других людей, не занимаясь миссионерством, стоит подумать об объединении, а точнее, о сотрудничестве разобщенных групп и одиночек вроде меня под общим знаменем, которое стало бы привлекательно для атеистов и верующих – людей думающих, а не воинствующих, будь они христиане, кришнаиты, бахаи...