Этот целеустремленный Волков

(газета «Вечерний Екатеринбург», рубрика
«Мой знакомый бизнесмен», 12 мая 1994 г.)

То, что крутится сегодня на поверхности под названием «Бизнес», – это, даже в американском понимании, лишь часть бизнеса – «манимейкинг», делание денег. И я назвал бы этих людей – коммерсантов, «челноков», дилеров-посредников, банкиров, при всей важности их занятий, не бизнесменами, а «манименами» – денежными людьми. Потому что влияние их «бизнеса» на общий уровень нашей жизни, на развитие дела (ведь «бизнес» по-английски – «дело») можно оценить лишь как «неоднозначное». А телезнакомство в «Теме» у Листьева с такими «бизнесменами», как президент АО МММ Мавроди, наводит и вовсе на грустные мысли.

И в то же время, оглядываясь вокруг, с удивлением и уважением замечаешь, что кое-кто даже и из твоих близких знакомых занимается действительно делом, производит материальные или духовные ценности, не забывая при этом и о деньгах. О таких людях хочется рассказывать. Ведь «манимен» он и в Африке «манимен», а настоящее дело – оно и в Африке дело.

Экономия топлива зависит, в первую очередь, от полноты его сжигания. Дашь мало воздуха – с отходящими газами уйдут недоокисленный угарный газ и даже более сложные молекулы. Дашь много – лишний воздух возьмет на себя тепло и вынесет его в трубу. Существует оптимальное соотношение воздуха и топлива, при котором в отходящих газах можно обнаружить лишь небольшую концентрацию кислорода. Можно, если умеешь его контролировать. Приборы такого контроля и создает Александр Волков.

Мы познакомились с ним в Уральском филиале ВНИКИ «Цветметавтоматика». К тому времени он уже защитил кандидатскую диссертацию, окончив аспирантуру при Институте электрохимии УФАНа (ныне УрО РАН), и разработал прибор для контроля содержания кислорода в расплавленной меди. Мы вместе внедрили приборы контроля отходящих газов на медьзаводе Норильского комбината. Внедрили, правда, не очень удачно – очень уж жесткие условия там были. На этом заводе даже по цеху не ходят без «соски» - противогазовой коробки с мундштуком. Говорят, этот завод строили в расчете на дармовую рабочую силу – зэков. Более успешно проходило внедрение кислородомеров на заводских котельных. Малые котельные в малых уральских городах потребляют больше половины всего топлива, расходуемого в регионе. Причем, даже сейчас, когда многие заводы встали, одним из немногих работающих цехов остался теплоэнергетический, потому что на котельные «повешено» теплоснабжение  заводских поселков.

А тогда Александр Николаевич возглавил нашу лабораторию. По характеру он был жестковат, в обращении ироничен, и в то же время всегда удивлял прямо-таки детской уверенностью в своей правоте, в пользе «практических» дел и в бесполезности «разговоров». Впрочем, это мое личное впечатление, он, может быть, с этим не согласится.

Что еще для этого человека характерно, так это стремление все сделать своими руками. Сотрудникам он доверяет только то, чего сам не умеет, или на что у него не хватает времени. Сколько человек научил наносить и вжигать электродный слой из платинового порошка на керамические пробирки датчиков, я уж и не знаю. Для тех, кто сегодня называет себя бизнесменами, это нетипично. Они держат дистанцию даже с подчиненными, которые были их друзьями, и берут на себя лишь решение глобальных или престижных задач (может быть, мне просто не везло с бизнесменами).

В середине 80-х годов мы внедрили кислородомеры в котельной Красноуральского медного комбината, пытались внедрить прибор для контроля кислорода в расплавленной меди, разработали специальную конструкцию анализатора для печей сушки глинозема. В эти же годы Волков побывал на Кубе, внедрял там свой кислородомер на металлургическом заводе, построенном Россией. (Сейчас его приборы работают на металлургических заводах в Монголии, Польше, Болгарии, Румынии).

В конце 80-х годов, когда возникла мода на решение производственных и штатных вопросов «всем коллективом», лаборатория Волкова пережила  штормовые времена. Сначала под давлением одной группы сотрудников были понижены в должности и ушли в другие подразделения несколько человек, а потом дошла очередь и до начальства. Я тогда предупреждал его: «Не иди на поводу, а то и до тебя доберутся!». Но магия «коллективного разума» была сильнее.

Александр Николаевич устоял, но состав лаборатории практически полностью сменился. И в наступившей после этого рыночной чехарде менялся еще несколько раз. Но теперь уже не только в составе «Цветметавтоматики» или УНППА, как она стала называться, а и в виде организованного Волковым малого предприятия «Уран», подобных которому на базе УНППА возникло несколько. Внедрением кислородомеров был загружен и отдел внедрения УНППА, и созданные по инициативе Александра Волкова еще несколько малых предприятий, которые он только консультировал.

Будучи специалистом, он, видимо, совершенно сознательно сосредоточивает свое внимание на достаточно узком направлении, и это позволяет ему добиваться успехов. Его очень увлекла, к примеру, идея «кислородного насоса» – высокотемпературного электрохимического устройства для выделения кислорода из воздуха. Сейчас эта работа отложена «на потом».

Над изучением и улучшением свойств «твердых электролитов», которые используются в датчиках кислорода, много работают и  в Институте огнеупоров, и во ВНИИзнергоцветмете, и, главное, в Институте электрохимии УрО РАН. Но Волков нашел в этом переплетении интересов свое место. Смоленский завод «Аналитприбор», принявший кислородомер к серийному производству, предпочитает работать не с Академией наук, а с ним. Потому, считает Александр Николаевич, что ученые, сидящие хоть частично на госбюджете, никогда не будут так «вертеться», как хоздоговорники. Это, конечно, спорно, но очевидно, что он – главный представитель интересов пользователей. Вначале круг пользователей, с которыми он имел дело, был связан с цветной металлургией – металлургические печи, сушильные и обжиговые аппараты, и, конечно, котельные. Сейчас акцент сделан на котельные.

Причем большие ТЭЦ и электростанции типа СУГРЭС лучше оборудованы, на них строже следят за режимом, поэтому теплопотери, даже в отсутствие контроля газа, не так велики, как на малых котельных. Чтобы оторваться от серийного производителя – Смоленского завода, который будет выпускать приборы общего применения, «Уран» уже сейчас работает над моделью специально для малых котельных.

Анализируя положение в малых котельных, Александр Николаевич пришел к выводу, что их проблемы не ограничиваются только потерями тепла и недожогом. Поэтому сейчас он загорелся новой идеей – объединить усилия тех, кто заинтересован в развитии малой энергетики, привлечь и гигантов, таких, как Рефтинская и Среднеуральская ГРЭС, и разработчиков-изготовителей разных приборов контроля (счетчиков газа, расходомеров воды, анализаторов недожога, может быть, коррозиметров), и службы коммунальных теплосетей, и даже Академию коммунального хозяйства, возможно, и экологические службы города и области.

Условно эта идея называется пока «научно-технический центр ЭТЭ» (экономия топлива и экология). Кстати, Челябинск нас опередил: там создан концерн «Метран» с аналогичными целями.

Большие проблемы надо решать всем миром! В одиночку можно только спекулировать… Извините, так теперь не говорят, – посредничать! А малые личные проблемы остаются. Вот у Волкова сейчас проблема с жильем. Купить квартиру ему не по средствам. Но малые проблемы – это проблемы временные, что там ни говори! Кстати, именно Александр Николаевич возразил, что все, о ком я здесь собираюсь написать (в рубрике «мой знакомый бизнесмен»), никакие не бизнесмены. Может быть, он и прав.

Продолжение из 2009 года  

За 15 лет мы общались с Александром Николаевичем, кажется, один раз, и то по телефону. Я знал, что еще в 1995 году он ушел из УНППА рядовым инспектором в Госатомнадзор, где тогда работало несколько его однокашников по физтеху УПИ. Там я и стал его искать. И в последних числах декабря 2008 года мы с ним встретились на его рабочем месте. Теперь эта организация называется гораздо длиннее, а он в ней начальник отдела. На мои настырные расспросы о причинах перехода 15 лет назад он ответил, что ушел от своего детища, кислородомера, под давлением целого ряда обстоятельств. Во-первых, тогда во многих организациях возникло ощущение нестабильности, и в учреждениях государственного надзора это ощущение было меньше. Во-вторых, у него переманили двух-трех наиболее активных сотрудников, ушедших «на вольные хлеба». В-третьих, возникли организационные трудности в связи с развалом опытного производства в Дегтярске и с необходимостью иметь лицензию на право работы с драгметаллами. Наконец, поддавшись на уговоры заняться коммерцией, он закупил партию корейского товара и, не сумев ее реализовать, вынужден был вернуть ее со значительной потерей.

Сейчас он сознательно не следит за судьбой своих приборов. Как он говорит: «Уходя, уходи!». Зато теперь его положение достаточно стабильно, и челябинский «Метрон», оказавшийся при ближайшем рассмотрении американской компанией, находится под его надзором.

А. Волков по-прежнему не очень открытый человек, укрывается за иронией, шутками, не всегда приличными. Работа на режимном предприятии не располагает к открытости. Он несколько раз повторил, что ему совсем не к чему «засвечиваться». Что меня больше всего удивило, так это сохранившаяся у него, несмотря на все передряги, детская уверенность в своей правоте (а ему уже за 60!), категоричность в суждениях. А то, что не соответствует его правде, ему не интересно. Я даже  процитировал ему свой стишок, написанный ещё в 2000 году:

«Все мы, если мыслить здраво, одинаково неправы,
Но больше всех неправы те, кто уверен в правоте!»

Впрочем, может быть, это ширма. Я знал еще в те смутные 90-е годы, что у него погиб сын. Но не знал, что от сына остался внук, Кирюша, которого Александр Николаевич с женой воспитывают. Ему уже 13 лет. Волков принял в свой отдел одного из старых знакомых по «Цветметавтоматике», талантливого специалиста, оказавшегося в тяжелой ситуации. Рассматривает перспективу после выхода на пенсию создать в Екатеринбурге филиал «Всемирного клуба одесситов».  А я и забыл, что он одессит!